Жития святых в творческом наследии В.О. Ключевского (1841-1911 гг.). к 100-летию памяти ученого

История и перспективы церковно-общественного соработничества в России [Электронный ресурс]: материалы VII научно-образовательных Знаменских чтений (22 марта – 25 марта 2011 г.). – Курск: Изд-во Курского гос. ун-та, 2011.

Иноземцева З.П.
к.и.н., зам. главного редактора журнала
«Вестник архивиста» (г. Москва)

Нынешний 2011 год возвращает нас к памяти о выдающемся русском историке Василии Осиповиче Ключевском. Он родился 170 лет тому назад 16 января 1841 года в семье сельского священника под Пензой. 12 мая 1911 года – день памяти Василия Осиповича, 100-летие со дня его кончины.

Известный русский философ Г.П. Федотов в очерке «Россия Ключевского» писал, что историческое наследие ученого,– «это не одна из многих, а единственная Русская История». Уделяя «огромное внимание вопросам социально-экономического развития, вместе с тем [Ключевский] усматривал направляющий стержень этого развития в сфере духовной жизни» [1]. Он один из немногих историков второй половины XIX – начала XX вв. остался на позициях национального мышления, не поддался разрушительным веяниям революционно-атеистических школ.

Василий Осипович Ключевский защитил в 1871 году магистерскую диссертацию на тему «Древнерусские жития святых как исторический источник», впервые проведя глубокое научное исследование этого уникального источника проявления живой духовной силы народа [2]. М.Н. Тихомиров расценивал этот труд как «не имеющий себе равного во всей мировой историографии, изучающей такие виды источников как жития святых, по своей полноте и исчерпывающей точности»[3].

Жития святых явились той питательной почвой, которая оплодотворила все историческое мировосприятие ученого, позволив ему, – по словам М.О. Каяловича, «изложить историю… внутреннего развития русской жизни» [4].

Между тем, в советской историографии постулировалось убеждение, что ученый якобы разочаровался в житиях святых как исторических источниках. В результате рукописи Ключевского по житийной проблеме в его личном собрании в хранилищах ОР РГБ и ОРФ ИРИ РАН остаются по сей день практически не изученными. Лишь к отдельным документам  обращались от 2 до 4 исследователей [5].

Весьма примечательно, что В.И. Ленин внимательно изучал наследие Ключевского [6]. Находя в его трудах ответы на загадки русской истории, он квалифицировал позицию ученого как «идейный тупик», как «отчаяние в возможности научно разбирать настоящее, отказ от науки, стремление наплевать на всякие обобщения, спрятаться от всяких «законов» истории развития, загородить лес – деревьями, вот классовый смысл… модного буржуазного скептицизма» [7]. Руководствуясь этими указаниями, советские историки, по словам Л.В.Черепнина, - «противопоставили концепции Ключевского познание исторического процесса, основанное на теории марксизма-ленинизма» [8].

Изучая жития, В.О. Ключевский впервые вырабатывал приемы работы с историческим источником, формы и методы его использования в исследованиях, преподал источниковедение как самостоятельную дисциплину. В ходе исследования он подверг тщательному сопоставительному критическому анализу до 250 редакций агиографических произведений и не менее 5000 списков [9]. Главные методы его работы с житиями: заключались в установлении даты составления редакций, авторов, круга источников, которые использовал автор жития, достоверность содержания. Он собственноручно переписал мелким бисерным почерком сотни редакций житий, делая в них пометы источниковедческого характера (ныне это выцветающие тексты).

Огромный массив, не вошедших в итоговую рукопись черновых материалов, показывает, что Ключевский подвергал тщательному исследованию достоверность исторических фактов. Он буквально доискивался сведений о том, какие источники лежали в основе составления той или иной редакции жития. И только, к примеру, выяснив, что составитель жития епископа Ростовского Исайи использовал в качестве источников: житие ппд. Феодосия, Печерский патерик, летопись Нестора, Ключевский делает вывод о надежности факта путешествия Исайи в Киев, которое содержится в житии. Историческую достоверность сведений в житии Варлаама Хутынского ученый видел в том, что составитель жития имел в своем распоряжении монастырские записки, которые он вел сам вскоре после смерти Варлаама, живя в монастыре [10].

Вопросы о времени появления жития, обстоятельствах и цели возникновения – решались одновременно. Анализируя шесть житийных редакций, Ключевский подтверждает время жития Леонтия Ростовского (XII век) следующими любопытными словами: «Леонтий! Иди к патриарху Фотию, да святив и поставит тебя епископом и послет тя в граду Ростову». Так историк установил, что время жизни Леонтия – XII век» [11].

По содержащемуся в житии Пахомия Нерехтского обращению к святому с просьбой молиться о царе-государе и об их чадородиях, а не о детях, ученый датирует время жития святого, установив, что речь идет о времени Василия Великого [12]. В личном фонде Ключевского сохранились переписанные им жития с сотнями карандашных помет на полях, фиксирующих важные для источниковедческого анализа сведения. Например, фрагмент текста жития Анны Кашинской гласил: «явление было в Смутное время, 243 лет спустя по смерти В. Шуйского. Явление Анны было пономарю Соборной Успенкой церкви Герасиму». Заметка на полях: рукой Ключевского: Верно 1368+243 = 1610. Знак, у автора было много верного…». Привлекли внимание ученого слова «тогда в осадное время». На полях – отмечается: «осада» [13]. Он неоднократно подчеркивал специфику источника, отмечая, что житие – это не биография светских лиц, это особая отлившаяся в сознании форма для выражения идеального образа святого.

В.О. Ключевский неоднократно отмечал недостоверный характер источников многих житий (Константина, Михаила и Феодора Муромских, Саввы Вишерского, Нила Столбенского, Прокопия Устюжского и др.); субъективизм составителей, которые «забывали о подробностях обстановки, места и времени», без чего житие святого оказывалось вырванным из исторического контекста времени [14]. Он выступил с поучительной научной критикой источников, которыми пользовался В.С. Иконников, профессор Киевского университета, а также приемов его исследования русской истории. Он писал: автор «под именем житий разумеет и цитирует не древнерусские произведения, известные под этим именем, а краткие биографии в книге Филарета Черниговского «Русские святые». В результате – «призраки, принимаемые за идеи», антиисторические выводы и положения, которые «вытекли из ученого греха автора – решимость писать историческое исследование, не изучив главного материала. «Все это отнимает всякую цену приведенных выводов автора» [15].

Ключевский высоко ценил историчность житий, работал над их исследованием всю жизнь, считая свежим и обильным историческим источником для изучения участия монастырей в колонизации, обживании, обустройстве северо-восточных и заволжских земель, для раскрытия идеала жизни и характера русского человека. Он с горечью констатировал: «в деле издания нашего исторического материала давно чувствуется резкий пробел: изданы летописи, акты, а подлинные жития русских святых пропущены и остаются в рукописях… Надо особенно дорожить умственным основанием, какое положено в народе, – писал он, – ибо на этом основании можно гораздо более построить в деле народного воспитания, чем на основании разных современных изданий, приправленных руками людей, остающихся полными невеждами относительно народной жизни, – изданий, полных разною лжекультурною придурью» [16].

Ключевский не раз говорил, вспоминает историк С.И. Смирнов, что в процессе исследовании житий у него «появилось чувство человека, который нырнул в глубину, затаив дыхание движется под водой и думает, хватит ли у него сил вынырнуть… Помню, я указал Василию Осиповичу, что для «Курса [русской истории]» он немало взял материала из житий, и он с живостью ответил: «как же, ведь, в житиях жизнь, которой вы не найдете в актах» [17].

Однако сам Ключевский в своих официальных трудах и публичных выступлениях стал умалчивать о житиях как исторических источниках, не говорил о духовных процессах в русской истории. Это вызывало и вызывает вопросы, связанные с позицией Ключевского как ученого и  человека.

Некоторые не без основания видят причину этого в сложности и недоступности для атеистического сознания понимания житий как специфических исторических источников проявления духовной силы народа [18]. Это, так. Но, видимо, были и другие причины. Г.В. Федотов считал, что Ключевский - «…доказавший свой пристальный интерес к изучению духовной культуры русского прошлого, - более чем кто-либо, был призван для синтетического построения всей русской культурной истории», но он этого не сделал. «Откуда же его самоограничение, его жертва?»– спрашивает Г.В. Федотов. И отвечает, что «Ключевский пожертвовал половиной исторического содержания не из сознания своей некомпетентности, это ясно для всякого. … Во всем этом мы узнаем влияние той новой науки, «социологии», которая в семидесятых годах складывалась, с величайшими притязаниями на универсальность, на Западе и в России. В России ее идейная диктатура в широких массах интеллигенции, сменившая диктатуру естествознания шестидесятых годов, была особенно суровой». «Историк в Ключевском был терроризирован социологией и делал вид, что принимает ее социальный заказ. Однако экономизм Ключевского, в отличие от западной науки, связан не с юридическим формами хозяйства и не с техникой (как в марксизме), а с бытом и нравственными основами жизни. Но это лишний раз свидетельствует о том, что его социальная тема возникла не из европейской социальной борьбы (как русский социализм), а имеет более глубокие, народные и вместе с тем личные корни» [19]. В.О. Ключевский остро ощущал веяние времени. «Я человек XIX века и в ваш ХХ век попал совершенно случайно, по ошибке судьбы, позабывшей убрать меня вовремя» – сказал он на одной из своих лекций в студенческой аудитории [20].

Обширная монография академика М.В. Нечкиной «Василий Осипович Ключевский» вышла только в 1974 году. Ключевский, писала М.В. Нечкина, «дал русской науке одну из самых ярких концепций исторического прошлого страны», что «Ключевский – это целая эпоха нашего научного прошлого и эпоха предреволюционная. Он как бы канун всего, что совершилось в исторической науке потом. Надо же иметь об этом «кануне» подробное представление» [21]. Отмечая актуальность и теоретическое значение наследия Ключевского для современной историографии, С.О. Шмидт показал, что «Ключевский – великий историк, оказавший значительное воздействие не только, и даже не столько на развитие исторического знания, но и на общественное сознание россиян и формирование представлений о России за рубежом… Сочинение Ключевского… остаются фундаментом современной культуры историка и обществоведа…» [22]. «Обобщение и сравнительное исследование подобных материалов (имеются в виду источники исторического познания «рядовых» историографических явлений) позволило бы всесторонне изучить проблему соотношения макро и микроисториографических источников в развитии исторической науки и общественного сознания и в то же время выявить историографические источники, типичные для определенных периодов развития исторической мысли» [23]. Сегодня, когда житийная литература возвращается в культурно-образовательную сферу народной жизни, источниковедческие труды Ключевского имеют особое значение для преодоления мифа о том, что жития – это не более как литературный жанр назидательного характера, что имеет следствием появление экзальтированных псевдожитий в формате литературного эссе, не имеющих отношения ни к исторической науке, ни к святоотеческому наследию.

По благословению Патриарха создается историко-богословский труд «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века, составленные игуменом Дамаскиным (Орловским)» [24] в строгом соответствии с определениями Русской Православной Церкви. 6 из 12 изданных книг Месяцеслова включает богатейший пласт неизвестных ранее и малодоступных ныне архивно-исторических источников, открывая величайший духовный подвиг и глубинные течения исторической жизни народа в советской России, не получившей еще отражения в официальной историографии [25]. Наследие Ключевского имеет огромное значение для осмысления проблем источниковедения и современной агиографии как формирующейся историко-богословской научной дисциплины, изучающей жития святых, в части соблюдения историко-канонических требований к исторической достоверности фактов, духовно-нравственной назидательности, высокой духовности  их составителей [26].

 

Примечания

  1. Федотов Г.П. Россия Ключевского // В кн.: Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 1. С. 329.

2. Ключевский В.О. Древнерусские жития как исторический источник // В кн.: Православие в России. М., 2000. С. 5- 307.

3. Тихомиров М.Н. К выходу первых трех томов Собрания сочинений В.О. Ключевского // Вопросы истории. 1958. № 8. С. 155.

4. Каялович М.О. История русского самосознания. Минск, 1997. С. 553.

5. ОР РГБ. Ф. 131; ОРФ ИРИ РАН. Ф. 4.

6. Шмидт С.О. В.И. Ленин – читатель В.О. Ключевского // Шмидт С.О. Путь историка. М., 1997. С. 379-388.

7. Ленин В.И. Еще одно уничтожение социализма. Изд.4-е.Т. 20. С. 179.

8. Черепнин Л.В. Выдающиеся исследования о Василии Осиповиче Ключевском // В кн.: Проблемы истории общественной мысли и историографии. К 75-летию М.В. Нечкиной. М., 1976.

9. Зимин А. Архив В.О.Ключевского // Записки отдела рукописей. Вып. 12. М., 1951. С. 80.

10. Ключевский В.О. Древнерусские жития как исторический источник // В кн: Православие в России. М., 2000. С. 60.

11. ОРФ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 99. Л. 3об.

12. ОРФ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 100. Л. 15.

13. ОРФ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 96. Л. 65, 98.

14. Ключевский В.О. Новые исследования по истории русских монастыре // В кн.: Православие в России. М., 2000. С. 430–522.

15. Там же. С. 430.

16. Там же. С. 522.

17. Смирнов С.И. Исследование В.О. Ключевского «Древнерусские жития как исторический источник». М., 1913. С. 4; ОРФ. Ф. 4. Д. 1. Л. 163.

18. Чумаченко Э.Г. В.О.Ключевский – источниковед. М., 1970. 223 с.

19. Федотов Г.П. Россия Ключевского // Судьба и грехи России. Т.1. СПб., 1991. С. 339-340.

20. Нечкина М.В. Василий Осипович Ключевский. История жизни и творчества. М., 1974. С. 1.

21. Там же. С. 571-572.

22. Шмидт С.О. Вступительное слово // В.О.Ключевский и проблемы российской провинциальной культуры и историографии. Материалы научной конференции. Пенза. 25-26 июня 2001 года. Кн.I. Наука. М., 2005. С. 8-9.

23. Шмидт С.О. Некоторые вопросы источниковедения  и историографии // Проблемы истории общественной мысли и историографии. М., 1976. С. 266.

24. Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века, составленные  игуменом Дамаскиным (Орловским). Январь- июнь. Тверь: Изд-во «Булат», 2005-2006.

25. Иноземцева З.П. Возрождение церковно-исторической традиции в трудах игумена Дамаскина (Орловского) // Церковь в истории России. Сборник 9. ИРИ РАН. М., 2010. С. 269-288.

26. Канонизация святых в ХХ веке. М., 1999. С. 185.